Там за туманами...

Репутация

Покачала головой Матрена.

-Думая я, Анна Петровна, не стоит пока у нему идти. Он-то конечно проснулся, немного пришел в себя, но кто же его знает, насколько. Может, ему еще полежать надо. Али умыться. Так что давайте обождем пока. На худой конец я сама схожу, гляну, как он там. Ему и без того совестно, что подвел он вас, а если вы его еще увидите и таким вот расхристанным. Нет, потом, как обвыкнитесь, да притретесь друг к дружке, это здорово будет. А пока пусть сам идет, когда полностью готов будет.

А когда услышала про глаза голубые, усмехнулаь лукаво Матрена, тряхнула головой своей, словно хотела сбросить платок вдовий, да года прожитые, и сказала звонко:

- Эх, как бы сбросить мне лет двадцать пять, я бы сама не против под ручку с ним пройтись!

Тут потускнел голос, поблекла улыбка, словно дерево, бывшее минуту назад зеленым, внезапно осыпалось, явив миру черный скелет

- да только ушло мое времечко, унесла его енисейская водица. А ты, девонька живи да будь счастлива с ним. Непросто этой, ой как непросто. Но ты смелая, раз одна поехала незнамо куда, но ты сильная, раз не сломалась по дороге, и все у вас получится, дай-то вам бог.. И мне бог даст еще ваших деточек понянчить, раз своих внуков почти не вижу.

Словно бы всхлипнула она, но потом вытерла глаза концом платка, да сказала уже совсем другим, бодрым, может чуть деланным голосом.

- А давайте-ка вниз пойдем, Анна Петровна. Раз уж вы хозяйка тут, покажу я вам, что и где лежит. Где мясо, где рыба, куда идти за капустой квашенной и где брусника моченая. Я-то все вам принесу по первому слову, но и вам знать не помешает...

А Иван внизу искал рассол. Тот, что был запасен заботливой матреной, он уже выпил, а где стояла нужная кадушка - не помнил. А еще он думал про про ночь, первую ночь семейной жизни. И совесть грызла его серой крысой. Анна Петровна, его... Анечка, боже, как она танцевала, как лебедушка плыла по залу, как она вынесла бесконечный путь сквозь зиму в сердце Сибири, как она справилась с болезнью, как она говорила, в каком платье она явилась ему и людям... А он... Он сделал все, чтобы пропало все всуе. Застонал он, обхватив руками голову. Даже не от боли - от стыда. К тому же Ольга... Не мог он выгнать ее на улицу, потому как дороги у нее всего две было - прорубь али Приходько, и хотя расстались они, и жотя не горел огонек в сердце его, но такую судьбинушку не пожелал бы и врагу, не то, что Ольге.

А тут сверху послышались шаги - Матрена - привычно определил он и ... Анна Петровна? Он словно посмотрел на себя со стороны: мятая рубаха (хорошо, хоть не заблевал!), мокрые всколоченные волосы, мутные глаза, дрожащие руки, мерзкий запах перегара, нечесанная бородка - хорош женишок. Как назло, все умные слова из головы вылетели, вся наука хитрая потерялась где-то, стоял он столбом немым, не силах слова вымолвить, глазея на жену свою, что шла с ключницей.

- Ааа ээ ну... Утро вам доброе, Анна Петровна. Как спалось?

И по глазам Матрены понял, что сморозил глупость несусветную, но слово не воробей, вытелит не поймаешь, и остается только жить дальше.. Развел виновато руками

- Прощения прошу, Анна Петровна. Перебрал вчера на радостях, вот и маюсь сейчас.

Репутация

- Опять правы, Матрён, правы. Нечего смущать его, он всегда при мне старался хорошо выглядеть, - она вспомнила его красные кафтаны, да расшитые рубашки, улыбнулась.

Так радостно ей стало, что ключница сказала то, что хотелось ей услышать - обвыкнетесь, вот тогда... Будто ещё ей отсрочку дали в девичестве погулять, да шанс на ухаживания получить.

- Что ты, что ты, не печалься, Бог испытания по сила даёт и награждает. Вы молитесь за мужа своего, ему и хорошо там будет. А ты хороша, матушка, хороша. Вот жалко с тобой не танцевали вчера. Это так хорошо была, у меня будто крылышки на сапогах выросли! Не давали тебе отдохнуть и расслабится. Ничего устроим ещё балы, - хотелось отвлечь от мыслей тяжелых и сама засмеялась своиму предложению, отводя платок от глаз Матрёны. Представила амбар в золоченых свечах, скрипачей на помосте и мужиков в кафтанах мазурку отплясывающих.

- Так, конечно, пойдёмте. Сколько сидела я здесь, будто срослась с этой комнатой. Может, я сама смогу завтрак накрыть мужу, то-то подивится, да? Не хочу, чтобы стыдился, что я дворянка и не умею. Я умею, - твёрдо сказала она и смеясь потянула Матрёну к выходу.

Отчего барышне, вдруг, хорошо сделалось, полегчало после ночи, да разговора? Да много ли девице надо? Искорку надежды, что люба жениху, что, может, на дне голубых озёр счастье её прячется. Что не совсем от неё ушло навсегда. Затаилось и ждёт когда найдут. Мудрая женщина сказала слова правильные, может и не осознавая. Такова женская душа, знает подспудно, что сказать, как утешить.

Шли в кухню две женщины. Одна вдовая, одна мужняя. Одна с прожитой, одна с неначавшейся супружной жизнью. А объединяла их судьба крепко. Не встреться бы эти две жизни, может, иначе было бы...

Смех Аннушки весёлый прервался, будто ладонью ей рот прикрыли. Стоит на пороге, на Ивана смотрит. Секунды две смотрела от удивления в упор, но быстро спохватилась, отвела взгляд. Стыдно стало, что ввела человека в неудобное положение. По всем правилам приличия надо сделать вид, что не заметила. Тихо удалиться, будто не видила ничего. Уж поворотилась, но Иван сам заговорил, тут уж не выкрутишься. Назад повернулась, а глаза поднять не может. Даже зажмурилась.

- Ничего Иван Сидорович, хорошо спала, - а после: - Бог простит. Выздоравливайте.

И повернулась назад убежать в комнатку свою. Резво, резко, что и Матрёна не успела понять, как застучали каблучки по лестнице деревянной.

Репутация

Охнул Иван, зажмурился от стыда. А она... Она развернулась и ушла. Да нет, какое к черту ушла?! Убежала, словно увидела идолище поганое, вахлака немытого, кикимору болотную. Жена! Убежала от мужа! Значит такой муж! Даже крестьянка от перекрестилась бы и отвернулась. А уж барыня. Но не стал Иван думать дальше. Подобрал тело свое, сильное да ловкое, да перекинулся через лавочку. Покатился по столу чугунок опрокинутый, вскрикнула Матрена недобро, с грохотом упал ухват, стоявший возле печи. Плевать, главное впереди, та, к которой стремится. Все же привычней он к дому своему, да и юбке не очень удобно по леснице узкой бежать. Догнал муж жену свою и ... Мысли в голове роятся и клубятся. Хотел ухватить за рукав, развернуть к себе лицом, зарычать страшно, требуя женовней покорности. Но то, что подходило крестьянке русской, уже со скрипом получилось бы с крестьянкой сибирской. Не было тут ярма векового, нрав у людей более свободолюбивый. Не позволила бы так Ольга с собой обращаться. А уж про Анну и говорить нечего. Веками ее предки Россию защищали, так неужели воспитали покорную бессловесную рабыню?! Нет! И потому не стал Иван хватать жену свою, словно зверь добычу, да тащить вниз, аки в берлогу. Вместо этого сомкнулись его руки на ее талии (до плеч не дотянулся, ибо выше его она получалась, на лестнице-то) и сказал, дыша тяжело

- не велите казнить, велите миловать, Анна Петровна! Не спешите так, погодите чуток. Жена вы мне, так-то оно так, но понимаю я, что священник только тело ваше отдал мне, а душа ваша, светлая да чистая, только ваша. И не знаю я, не умею пока до нее достучаться, ибо не видел я таких как вы никогда. Тут все люди ... простые и понятные. А как к вам подойти, что сказать правильно, да как сделать - не понимаю я пока что. Вы словно в небе парите, и никак с земли вас не достать. А все же... Не хочу я вас терять, Анна Петровна, хочу, чтобы улыбались, чтобы жизнь была если не простой, то интересной, чтобы вы горя-беды не знали. Не хочу я вас отдавать обратно, дороги вы мне .. черт, я не про деньги, чтоб им пусто было, я про вас, что ... тяжко мне без вас. Неотесан я, аки чурбан. Конечно, стараюсь, с умными людьми говорю, учусь, но мало, Анна Петровна, мало... Не уходите, прошу вас, будьте со мной, рядом, я буду стараться... чтобы вы не кривились, а гордились мной... Все сделаю, что скажете...

Он говорил все тише и тише, опуская голову, словно стесняясь. Но под коней вскинул ее, глядя на девушку с надеждой вовсе не затаенной. И медленно потянул ее к себе. Ох, Ванюша, как же перегар-то, как же волосы всколоченные... А не удержался Иван. Поцеловал жену свою, правда, не в губы, а в щеку, и тут же отпрянул, словно боялся сделать ей больно

Репутация

Не успела Ольга из комнаты выйти, как увидела платье женское мелькнуло, а за ним Иван. И видеть не видела, а слышала все что он Анне на лестнице говорил. Ах, как же хотелось быть там, на её месте. Слова Ивана были на столь глубоки и чувственный, что муражки у Ольги побежали и стыдно стало ей, что подслушивает. Захотелось быстрее уже с этой Аннушкой познакомиться, что за лебедь там такая сизокрылая, что за барышня такая растакая. Манер у неё набраться, опыта, может ещё и переплюнуть сможет. И Иван на неё так же с восхищением смотреть будет. Не хотелось Ольге слышать что Анна ответит, почему то совсем не хотелось. Наверно потому, что хотела бы "фи боярское", да не будет его. Опять что то воспитанной скажет, что Ивана ещё больше зацепит.

Потихоньку, не привлекая к себе внимания пошла на кухню.

Репутация

ну кухне грохотала горшками Матрена. Рдели уголья в печи, что-то аппетитно булькало в закопченом чугунке. На столе громоздились миски. Ключница с непризянью посмотрела на Ольгу.

- Доброго утра, Ольга Гавриловна! Чай, оклемались после вчерашнего? Что ж это с вами было? Неужели выпили много? Али воздуху не хватило?

Тут матрена не выдержала, уперла руки в боки и тяжело наклонясь вперед, почти прошипела

- али в тягости девкой оказалась, вот и приехала счастье чужое рушить, да на осколках свое строить? А? Что молчишь, да вылупилась, как змея подколодная? Я не Иван Сидорович, меня красотой да улыбкой обольстительной не проймешь, ужо возьму кочергу, да как всыплю по первое число, что и батюшка ваш помочь вам не сможет!

И было понятно, что Матрена вполне в силах выполнить свою угрозу. И она еще не знала о разговоре Ивана и Ольги, насчет места горничной...

Репутация

Загрохотало вслед, как гром небесный утварь чугунная, да железная, возвестила, беда идёт, беги, Анна, беги. Но онемели ноги, на ступеньке замерла, еле дышит. Вспомнила она, как муж Матрёну ухватом усмирять пытался, только она не смогла, как Матрёна отпор дать, растерялась. Закрыла глаза, ждёт, что сейчас её настигнет гром, тяжелое что-то огреет по спине. Холодок по телу пошёл. Но, вдруг, талию сковало теплом. Развернув назад, Иван осторожна за талию взял, дышит тяжело, а понимает она, что не зло, не будет буянить спьяну. А слушая дальше первые откровения его, холод схлынул волной, место жару уступая. Еле стоит на ногах, даже, кажется падать начала, ан нет, это Иван к себе ближе придвигает. Испугалось было, но поцелуй лёгкий щёку обдал тёплым облачком перегарным, царапнул щетиной и отпрянул.

Не видно на лестнице было лица её, не особо лишние свечи жгли в местах проходных, темно. Иначе, увидел бы Иван, как разрумянилась жена, горит пунцом, еле справляется с собой. И ответить не может, не ожидала она слов таких от Ивана, а поцелуя и подавно. Как быть в тактом случае знать не знает. Жена всё же, не девица, которая позволять не смеет вольностей таких. И отдавшись своему чутью, наконец, руку подняла, слегка коснулась головы мужа, провела легонько по волосам и одёрнула, на плечо её уронила, привыкая к новым ощущениям.

- Полно вам. Я ведь тоже человек, по земле хожу. Я у вас в гостях, не вы. Как люди говорят: со своим уставом в чужой монастырь не ходят. Я ведь тоже стараюсь понять и … не всё понимаю. Мне хотелось бы дать вам, то что хотите, но я не умею. И меня за то простите тоже. Хлопоты только от меня, одно слово, что жена.

Репутация

- Доброе утро, Матрена! Что ж вы так сразу налетели то на меня, как на ведьму какую то! Пришла в дом Ивана крова искать... В родном доме меня выдать за муж хотели... не по любви...можете сейчас сказать, что вчерашняя не по любви была... но это все другое! - выпрямилась гордо, глаза в глаза Матрене посмотрела - Мне не куда идти. Пусть не угодно это вам, Иван принял меня! И место мне тут назначил уже. Так что надо сразу нам все вопросы уладить, кто и что делать будет. Мы все к Ивану по своему относимся, все хотим лучшего ему, пусть и видимость хорошего для него у нас разная, но мешать не надо мне и я вам не буду.

Репутация

Улыбнулся Иван улыбкой скупой. Не оттолкнула, не прогнала, не ужалила словом не добрым. Извинилась, вежество явила, да не просто словом, а делом, касанием нежным да ласковым.

-какая же вы гостья тут, Анна Петровна, хозяйка вы уже. Жена моя законная, в церкви венчанная. Обещаю слушать вас, и если можно что сделать, то как скажете так и будет. И, думаю я, разберетесь вы в обычаях наших не очень сложных. Придумаете, что улучшить, исправить, вы же больше нас видели, много знаете. Так что прошу вниз, не убегайте от меня.

Он помолчал, не убирая рук с талии, но и не позволяя большего.

-а ещё хочу познакомить вас с девушкой. Будет она вашей горничной. Помогать вам и Матрене. Просто иногда уезжаю я по делам на 2-3 недели. Чтоб не скучали тут.

И он осторожно повел её вниз.

А Матрена посмотрела на Ольгу внимательно, да вздохнула, руками разводя.

-Ну,коли Иван Сидорович сказал, то спорить мне с ним не с руки. Ишь ты, молодая да ранняя. Погубит его доброта однажды. Но, ладно Ольга, коли ты тут чтобы помочь мне, так помогай. Посуду расставь, капусты принеси, самовар долей и растопи. Чую, сейчас все вместе кушать будем. Вроде как спускаются вдвоём...

Репутация

Ликованию Ольги не было предела, Ивана убедила, Матрену заткнула, осталась только та чудоковатая барышня. Её то в два счета под себя подогнать. С ухмылкой на довольном лице, взяла посуду и стала расставлять. Не барыня Ольга была, не в тягость, да не в новинку дела домашние делать.

Шаги близились. Твёрдые и уверенные Ивана, да маленькие и тихие Анны. Сердцу, за последние два дня, уже в привычку из груди выпрыгивать.

- Как же называть то её мне.....

Репутация

Постоял Иван, привыкая к касаниям пока чужим, но уже нежным. Хоть и тяжко обниматься снизу вверх, хотя и затекают руки, а как отпустишь такое сокровище, как откажешься от такого счастья. Целовать правда больше не пытался. Боялся не удержаться, сделать что-то не так, полностью пропасть в поцелуе, переходящем в нечто большее. Но потом сказал все же.

- Давайте вниз, Анна Петровна

Нехотя разжал руки, выпуская стройную, тонкую талию. Но тут же подхватил жену под руку, прижимая к себе. И повел вниз. Плевать, что неудобно поворачиваться приходилось, плевать, что другим плечом стену задевал постоянно. А все же не отпускал жену свою.

Зайдя на кухню, улыбнулся невольно Иван. Матрена и Ольга так слаженно да ловко работали, не мешая, а дополняя друг друга, словно сто лет знакомы.

- Это Оля, моя.. моя.. моя старая знакомая. Я с ее батюшкой дела имел, но поссорилась она с ним, убегла из дома. Поживет пока у нас, будет вам, Анна Петровна, помощницей. Да и Матрене помощь не помешает. А когда батюшка ее малость охолонет, так поеду к нему, и уговорю, чтобы помирился он с дочкой.

И взгляды - грозный да предупреждающий на Матрену, вопросительно-успокаивающий на Ольгу, да настороженно-напряженный на Анну. Поймет ли? примет? НЕ выгонит в стужу? Ныло сердце. умом понимал, что негоже от жены тайны держать, да еще в деле таком тонком. Но как сказать об этом - не знал. Ну ничего, бог не выдаст, свинья не съест, авось придумается что сказать.

Матрена, поджав губы, сказала только:

- Ну садитесь, поедим хоть. А то чай разве ж еда. А солнце за обед перевалило.

И Иван неуклюже, но помог Анне усесться за уже накрытый стараниями Ольги стол...

Репутация

- Милая, конечно.. - подумала Оля. Присела в лёгком поклоне перед Анной, осмотрела её снизу вверх, аккуратно, что б не видели. И выдавила из себя самую милую улыбку, какую только могла.

- Доброго утра вам, Анна Петровна! Очень благодарна вашему, теперь уже вашему, дому за гостеприимство и прощения прошу, что на свадьбе чуть не омрачила гуляния ваши, здоровье не подрасчитала! Иван Сергеевич всегда человечным был и есть, вам повезло с мужем.... Не то что мне... Но это я вам потом, по случаю, расскажу. - засуетила Оля, быстрее ложки на стол разложил, руки о подол вытерла и напротив Анны за стол села. - Надеюсь угодна вам буду... Подружимся... А сейчас нечего болтать. Я, если честно, корову целиком бы проглотила, со вчера ничего не ела

Репутация

Никуда убегать она уже не собиралась. После такого откровенного признания, хотелось быть ближе и узнавать этого человека больше. Принимать его заботу одно, а быть благодарной за это – другое. Вот, даже позаботился о ней, наняв в услужение ей горничную. О таком она даже помыслить не могла и не попросила бы никогда. Аннушка коротко кивнула головой и стала спускаться с ним в кухню, идя под руку, будто только из церкви вышли, готовые принимать поздравления.

Застав в кухне уже не одну Матрёну, а с девицей, Анна смутилась. Неужто она её не заметила, входя в кухню недавно? Возможно. Ведь она сразу с порога зажмурила глаза, едва увидав в неприглядном виде мужа.

Слушая, как Иван представляет новую домочадку, смутная догадка чуть не подкосила ей ноги. Оля. Представляет её не по имени-отчеству, а как ребёнка или сестру или совсем близкого человека. И первой! Не представив прежде свою жену. Остячка! - Мелькнуло в голове и, выходит, важнее для него. Первостепенней жены. Да, вот и о делах говорит, что дело имел с её отцом. Всё сходится и никуда уже от этого не убежишь. Значит, посмеялся он тогда над её домыслами о нравах северных свободных.

Нет, она не провалилась под землю от стыда. Даже, когда Иван посмотрел на неё в ожидании, взяла себя в руки и…сама представилась. О собственной чести, видно, придётся позаботится самой:

- Анна Петровна Рябушкина. В девичестве Лантухова. Вы, видно, меня уже знаете. А я не имела чести. И на свадьбе вас не представили. Добро пожаловать в дом. Случай ваш ужасен и крайне мне понятен. Кто в девичестве не убегал из дома. Но, поверьте, все возвращались. Родителей должно почитать.

«Даже исполнять волю, даже в Сибирь ссылать себя заживо», – додумала она, уже совсем потеряв цвет своих недавно горевших щёк.

Матрёна разрядила обстановку, приглашая к столу. За столом Анна наблюдала за девицей, представляя, как они могут с ней подружиться. Выходило с трудом. Она пыталась поддержать разговор и не выдавать своего смятения:

- Да, Иван Сидорович очень человечный, за это и я Бога благодарю. А вы разве замужем? Да вы ешьте, ешьте, не торопитесь.

Анна смотрела то на Матрёну, как ей новая помощница, довольна ли ей. На Ивана, пытаясь понять его настороженно-напряженный взгляд. На Ольгу, пытаясь представить, как может та стать её горничной. Обычно это были не такие молодые девушки и она к этому не привыкла.

Репутация

Было видно, что Ивану стало чуть лучше. Видимо, похмелье оступало. Услышав про убегать из дома, он улыбнулся и сказал

- Ох, видать из всех нас только Матрена не убегала из своего дома. Я же тоже в Сибирь попал, уйдя от родителей, хотя ох как давно это было.

Матрена, ворошившая уголь в печи, выпрямилась и сказала возмущенно:

- Это почему это я не убегала?! Вот был ссыльный один, офицерик, как он говорил, как целовал, как закрутит ус, как стрельнет глазами своими бесовскими, так я аж в обморок падала! Говорил, что едет на секретное задание на острова какие-то, в океане. А я-то дура, уши развесила. И упала прямо в руки как яблочко наливное. А он через неделю признался, что у него жена и детей трое. Ох и врезал мне батюшка розог, когда я вернулась! Хорошо еще, что в подоле не принесла. Так что я, Иван Сидорович, сбегала из дому тогда, когда вас всех и не было еще!

Громко захохотал Иван.

- Ой умора, да тут, я посмотрю, одни бунтари собрались. Сибирь по нам плачет, да мы тут уже и есть.

Иван на самом деле внимательно смотрел на жену, пытаясь понять, как ей Ольга. Матрена вроде бы смирилась с появлением молодой помощницы, лишь иногда прикрикивая, больше для порядку, чем по нужде. Не мудрено - Ольга старалась, сам быт ей был понятен и привычен, так что вроде бы все было в порядке. Было видно, что жена вроде бы нервничала немного, но причину Иван не совсем понимал - и не мог исправить. Вроде бы все сделал (в кои-то веки!) правильно. Но потом решил, что беда в том что еще не привыкла Анна Петровна к сибирской вольнице.

Когда на столе стало пусто, он сказал

- Так. А сейчас у нас второй день свадьбы. По обычаям нашим, надо мне с вами, Анна Петровна, накормить гостей дорогих собсвтенноручно слепленными пельменями. нет нет, не всех! Да и не досыта. Достаточно, я думаю, нескольких самых почетных гостей. И вот что я думаю. Давайте-ка я скажу, что Анна Петровна не нашенская пока что, выучиться не успела, барыня опять же, и поможет ей ее горчичная. И тут ты, Оля, подсоби. Втроем всяко быстрее управимся

Матрена удивленно посмотрела на него

- ой, а что люди скажут, не положено так!

Рябушкин беззаботно махнул рукой.

- да какая им разница?! Кто пельмени лепить будет? Все равно нет тут наших родителей. Сами мы не местные.

Можем и не знать всех обычаев. Так что решено.

И она оглядел женщин, явно не ожидая возражений. И надо сказать, что в целом Иван не ошибся. конечно, кто-то бурчал, кто-то возмущенно шумел, но вовремя поднесенный стакан заглушил и без того слабый ропот. Иван взял в руки два тесака, и, стоя у дубовой колоды, шинковал замерзшее мясо, измельчая его. Тесто и лепку он оставил жене и Ольге, рассудив что он как-то договорятся между собой. Было видно, что такая работа ему не внове, хотя, конечно, многие рубили мясо и лучше его. Анна же могла заметить, что мука была не очень хорошего качества, с кусочками мякины, грубого помола, а кое-где даже с пылью. Видимо, подметали по амбарам последнее. В целом, все остались довольны, хотя Иван и выпачкался в муке, когда, нарубив мясо, пытался помочь Анне. Впрочем, никаких последствий кроме громового хохота, это не имело.

А еще Иван не пил. Вообще. Ни стакана. Как бы и кто не подходил бы - стакан жениха так и не был ни разу пустым. Шутками, прибаутками, отговорками - Рябушкин отбивался от всех - и не пил.

Когда снова стемнело, а небо усеяли крупные яркие звезды, молодые пошли домой. Подходя ближе, Анна могла обратить внимание на сноп искр, вылетавших из низкого домика без окон. От стены отделилась фигура в косматой шапке.

- Дык это, Иван Сидорович, все готово, как и обещали. Вы того, не затягивайте, а то скоро выстудится все.

Ольга могла понять, что речь шла о бане. Обычай требовал, чтобы во вторую ночь муж и жена парились вместе.

Репутация

Заливисто смеялся Иван, Матрёна со смехом рассказывала свою печальную историю, Ольга не отставала. Анна тоже невольно стала смеяться, ладошками щёки свои горевшие закрывая. Так просто и легко рассказывали эти люди свои истории, что должно в тайне держать. «Только я-то не сбегала…» - думала она, но общее настроение сбивать не стала. Так легко и просто вот так сидеть, говорить обо всём без утайки..

Второй день свадьбы, вновь гости и испытание для барышни, что влиться должна к местным жителям, чтобы приняли. Поэтому, Анна было начала сопротивляться, не по нраву ей было, что подчеркнул Иван отчуждённость её от их мира:

- Зачем обычаи ломать, зачем вы так меня перед гостями выставляете неумёхой, я и так не их круга и смотрят на меня вдвойне с укоризной за мои неверные действия.

Но помощь действительно понадобилась. Почётных гостей оказалось немало, а с непривычки Аннушка лепила пельмени то слишком большие, то маленькие, то теста много, да толсто, то мясо в просвет. Умаялась, в муке вся с ног до головы. Хорошо, что Ольга умело бралась за дело, да помогала. Иначе, гости голодные бы ушли. Хохоча, от вида всех троих запылённых мукой, Анна уже забыла про усталость. Утёрла она лоб рукой, только разводы белые оставила.

- Спасибо тебе, Ольга. Весёлое это дела оказалось, пельмени лепить и не такое мудрёное, как сначала показалось. Даже Ивану досталось мучичкой по бороде.

Анна стряхнуть попробовала с бороды приставшую пыль мучную, только больше испачкала. От неожиданной своей вольности остановилась перед мужем, первый раз его без отчества назвала, смотрит на него снизу-вверх, а сама еле смех сдерживает. И он видя мордочку её чумазую, явно доволен этим днём остался.

Разошлись гости. И второй день свадьбы к концу шёл. Не пил этот раз муж нисколько, отметила это Анна про себя. Приятно ей это было и сказать об этом хотелось. Не знала как.

- Пожар, Иван Сидорович! – первым делом вырвалось у Аннушки, как завидела искры в тёмном небе.

Но спокойный говор вышедшего навстречу мужика успокоил. В недоумении она смотрит на мужа, на мужика. Что готово? Что случилось? Какой ещё обряд подготовил второй день?

Репутация

Иван... Конечно, еще не ласковое Ванюша, как теплое мамимо в детстве. Но и не Иван Сидорович, что, конечно, хоть и уважительно, но как-то сухо и на расстоянии. Иван. Его имя словно пело в ее устах, словно звенело жаворонком в утреннем небе. Он кашлянул смущенно.

- А, ну это, да, того, опыту маловато, с мукой возиться-то, обычно не мужицкое это дело, да и мало тут у нас муки, только на праздники.

Мельком взглянул на Ольгу. Не подвела та его, помогла.

- Спасибо, Ольга, за помощь, без тебя бы не справились вдвоем.

А потом, возле дома, когда услышал про пожар, напрягся он, аж присел словно для прыжка, но когда увидел, куда Анна Петровна показывает, выдохнул.

- Напугали вы меня, Анна Петровна, пожар страшное дело тут. Обычно все сгорает, и дом, и запасы, и скотину негде держать. Так что здорово, что сразу сообразили да тревогу поднять хотели. Но то не пожар. Баня. Топится она по-черному, я пару мужиков нанял, чтобы протопили ее как следует. Во второй день муж и жена перед тем, как лечь в постель, в баню вместе идут, да парят там друг другу косточки. Ну вот это и оно.

Тем временем они зашли в дом. Матрена суетилась на кухне.

- Ой, Анна Петровна, идите переоденьтесь, пусть Оля вам поможет, рубаха чистая, новая ни разу не надеванная. А то в вашем платье нарядном вы в предбаннике и не повернетесь толком-то. А я пока квас наберу, веник запарю, да самовар растоплю. И как вам пельмени-то лепить? Не устали-то с непривычки?

Репутация

Ладный вечер был. Прям как в семье родной, все вместе делали. Забыла даже Ольга совсем, что с «соперницей» в одну руку работает. Все так было хорошо... Училась Анна быстро, не напрягала Ольгу ни лишними вопросами, ни лишним заигрываниями с Иваном. Хотя видно было, что он то старается перед ней.

Пельменный вечер закончил Иван. Не забыл Олю, поблагодарил. Признательно кивнула ему и подмигнула играючи — То ли еще будет! - хотелось сказать, но не стала.

И «Спасибо» Анны приятно Ольге было. Что то ёкнуло даже, ведь никогда сестры, да подруги близкой не было у неё.

Пожар, почудившийся Анне, и Ольгу встрепенул. БАНЯ. Точно баня ж сегодня...Эх...не она там будет.

Подхватила Оля Анну под руку и в дом готовиться повела. По пути решила поговорить:

- Ну, Аннушка....- осеклась, не ученая она была прислуживать, да и не много барынь то повидала — Анна Петровна! Пошли со мной, помогу, расскажу. Не стесняйтесь, спрашивайте. Баня это вещь нужная и обязательная. Чистой всегда приятнее в постель ложиться, да и паром кости свои прогреете, ни одна хворь сибирская не возьмет. А сон....мммм...сладкий, сладкий. Да вы не бойтесь, душенька, стыдится не чему. Там темно будет, одни силуэты прописываются, да и муж как ни как, вас нагую каждую ночь видеть должен, пока наследника не понесете.

В доме Матрена уж все подготовила.

- Вы зовите меня, если помощь нужна будет! Пояса расшнуровать. Юбки скинуть

Репутация

"Да лучше бы пожар" - чуть в сердцах не выпалила Анна. Муж с женой в одну баню ходят. Ведь нормальное, вроде, дело. Но не была Анна до конца женой, нецелованная даже, перед мужем представала только при наряде. Как же в баню теперь... Неужто и этого её лишат - таинства ночи первой, да узнавания своего мужа, да первые робкие откровения нагого тела. Лишь вот так, в бане, с венником, да шайками, да по чёрному. Ни в одном страшном кошмаре девушке такое и привидется не могло. Ни в одном романе, ею читанном такое и не описать.

Жалобно лишь на Ивана глянула, поговорить решила серьёзно и откровенно. Но не дали, увели под руки обряды свои вершить. Как куклу повели, воли лишая, все её надежды руша окончательно.

Ольгу слушает, глазом не моргнёт, слово не скажет, правда, будто куклой стала.

Увидела рубашку Матрёной приготовленную. Взгляд на ключницу подняла. Ведь Матрёна-то знает, знает же, что не было у неё с Иваном ночи первой, как можно в баню теперь. Смотрит на неё пристально - сказала она кому ещё об этом или нет? А что, если Ольге рассказала, что одну её в горнице своей девичей застала. Нет, не могла она. Матрёна мудрая. Надежда проснулась, очнулась "кукла":

- Спасибо Ольга за пояснение обычаев ваших. Но то, что должно и то, что происходит между мужем и женой, только их касается. И здесь указаний ваших, как и какую ночь перед мужем быть, я слышать не желаю. Я позову вас, если помощь понадобится.

Взглядом показала, что ждёт, когда та выйдет. А Матрёну задержала.

- Матушка, подскажите, как быть мне. Вы ведь знаете, что мне Иван Сидорович лишь друг пока, ничего не было у нас. Не приласкал ни разу, словом лишь, признанием, что дорога ему. Но, обычаи ваши не так важны для него, вы же видите. Вон отступали от них уже. Ведь и сейчас можно. Не могу я раздеться перед ним в бане, никогда мужской взгляд не касался тела моего. Как не умереть со стыда? Да и ему совестно будет.

Она глянула на рубашку. Длинная, закрывает всё тело почти. Хоть это радует, можно снести как-то.

- От чего же он не подготовил меня, не предупредил...кто я для него? Забава столичная? - закрыла лицо руками, сама с замиранием сердца ждала, что Матрёна поймёт и пойдет к Ивану поговорить. А не пойдёт, сама сходит.

Репутация

Матрена несколько секунд непонимающе смотрела на Анну, а потом вдруг хлопнула себя по лбу.

- ах я дура-то старая! До меня не сразу дошло, а уж Иван Сидорович даже не задумался об этом. Ну конечно! Коли у вас привычки такой нету, то тяжко вам вот так мужа в первый раз увидеть. А Ивана Сидоровича не вините. Он так сызмальства живет, привык, даже представить не может, что иначе кто-то жил. Извините вы его. Не со зла он. Не хотел обидеть вас. не держит он вас за куклу. Значит так. Давайте спускайтесь, а я пока с ним поговорю.

И ушла в его комнату. Уж неизвестно о чем там был разговор, но вниз спустилась повеселевшая Матрена в рубахе и с банными пахучими березовыми вениками под мышкой.

- не пойдет он с нами, голова у него после вчерашнего болит, так что я вас парить буду.

Было понятно, что отговорка шита белыми нитками, но что сказано, то сказано. Матрена сноровисто обулась в валенки, набросила на себя шубу и вышла во двор

По узкой тропинке между огромных сугробов они подошли к бане. Искры сверху перестали вылетать. Но когда Матрена открыла дверь, изнутри вырвались клубы пара. В крохотном предбаннике было темно и тесно. Анна могла оценить удобство рубахи - раз, и скинул.

А внутри царил ад. Посередине светилась тускло-багровым светом груда раскаленных камней. Сбоку угадывалась кадушка с водой. И все. Ольга не соврала - уже на расстоянии вытянутой руки кроме силуэта было ничего не разглядеть, а дальше все тонуло во мраке. А еще очень приятно пахло - запах хлеба, смородины, еще каких-то трав. Хотя было очень жарко.

Матрена, кстати, имела тело совсем не старушечье. Ни капли лишнего жира, оно бы подошло и более молодой женщине.

- так, вот тут берите шайку, вот тут набирайте воду. Погодите пока мыться! Сначала париться. Хорошо бы вас первой пропарить, как хозяйку, явить вам уважение. Но если вы не привыкли, то сначала пускай Ольга. Посмотрите на нее, не пугайтесь. А ты чего ждешь, красавица, али дома не парилась никогда, лезай наверх...

Репутация

Оля обрадовалась известию, что в баню тоже идет, с дороги мечтала попариться. Повеселевшая Матрена в рубахе и с банными пахучими березовыми вениками под мышкой не забыла и Ольге рубаху прихватить. Узелок в себе такого одеяния не предусматривал. Эх морозец на улице бравый был. Сбросила платье в предбаннике, зашла в ароматный , чарующий "ад" бани. Застыла на секунду, так как не хозяйка была, боялась оплошность сотворить. Анна совсем дикой для Ольги была. Голос Матрены встрепенул её:

- Эх и правда, чего застыла то!Ох сейчас на паримся девоньки. - Быстро волосы в узелок завязала, запрыгнула на верх, разлеглась как царица . - Ох и хорошо баню протопили. - Капельки пота мигом выступили на всем теле. - Давай Матрена, парь от всего сердца!

Репутация

Матрена подняла ковшик

- Поберегись, девоньки

И густая, черная как смоль струя кваса полилась на раскаленные камни. Те зашипели, запарили, остро пахнуло хлебом и травами, и густые клубы пара окутали Матрену. Она ловко выхватила веник, стряхнула капли и несколько раз махнула над спиной Ольги, словно прогоняла комаров. Волны жара прошлись по ее коже, даже до Анны долетело. Потом Матрена опустила вниз веник, и вороша им, прошлась от тонкой шеи до ягодиц, словно гладила девушку. А потом, хекнув, стала хлестать Ольгу веником, сверху вниз, потом снизу вверх, от пяток до узла волос. Кожа Ольги краснела, на ней оставались листики, но, вроде бы, горничная не кричала от боли. Наконец онf гибко поднялась, скользнула вниз - и хлопнув дверью выскочила в предбанник. И тут же хлопнула и вторая дверь - видимо, Ольга выскочила на улицу... В холод и снег... Матрена приглашающе показала рукой на полок

- Ложись, Анюта, ничего, что я так, в бане все равны, сейчас я еще...

Она черпнула воды, и плеснула сначала на выскобленную доску полка, где только что лежала Ольга, а потом и на камни. И опять повторилось священнодействие. Сперва на спину Анны обрушилась волна раскаленного воздуха, причем при попытке вдохнуть, казалось, жар проникал до самого сердца. Потом по спине прошлось что-то мягкое, как мочалка, а вот потом начались хлесткие частые удары, от которых кожа краснела - но не болела.

- Милая, как не сможешь терпеть, выскакивай да обтирайся снегом, не боись, тебя никто не увидит. Или просто посиди в предбаннике...

Репутация

Ушла ключница, отлегло от сердца. Какого сословия и возраста не были бы, женщина женщину всегда поймёт. Утёрла она нос, что хлюпать собрался, троекратным вздохом уняла сердечко. Рубаху в руки взяла, повертела. Просторная, белоснежная, нос в неё уткнула, воздохнула глубоко. Эх, ладно, снимать надо наряды "мучные". Примерит, стараниями Матрёны приготовленную рубаху, порадует старуху. После жара кухни, да уборки после, не мешало бы обмыться, может, попросит ей шайку горячей воды принести больше, чем всегда. Спустилась вниз, как Матрёна просила.

Тут и она сама пожаловала в такой же рубахе, да и Ольге тоже рубаху протянула. Сияет, довольная проделанной работой. Отчиталась.

Голова болит? Так, может, Анне с ним остаться, утешить, холод на голову менять. Но, покой лучше, наверное, тем более, торчащий из-под мышки Матрёны веник, говорил сам за себя. Надо! Анна не удержалась, кинулась ей на шею:

- Спасибо тебе, ой, спасибо. Пошлите же, я посмотреть хочу, что за баня такая с огнём внутри.

Шла и думала, что ж за дикость такая. В баню всем вместе. Да она никогда ни перед кем до конца не раздевалась. Как только из ребяческого возраста вышла, так даже матушки не смели глаз поднять, опустив глаза мыли барышню. Лишь частями омывая её молодое тело.

Но лихо женщины скинули рубахи, нисколько не заботясь о прикрытии мест срамных. Засмущалась Анна сначала, взгляд всё отворачивала, чтобы ненароком не глянуть, да так тесно было, что куда ни поворотись, не спрячешь взор. И до того странные ощущения у барышни были. Непонятно, куда стыд пропал и отчего легко рубаха с плеч слетела и вот уж не заметила сама, как и она голая стоит с ними, шайку перед собой держит, указаний ждёт.

Зашли разом, быстро дверь захлопнув, жар не растерять чтобы. А там стоит адская печь, и столько жара, что им можно кашу запаривать, прямо на воздухе, не каждый человек выдержит. Да и запах стоял такой, да воздух густ настолько, что хоть ложкой черпай по воздуху и ешь. По всему телу хлынула слабость вперемешку с расслаблением.

Смотрела Аня, как Ольгу хлещут и думала, не уж то и я выдержу? Должна выдержать. Что я зря пришла? Вслед Ольге глянула, от растворённой двери воздух свежий глотнула и смело шагнула на жертвенный полок.

Ох и визжала, да охала барыня под хлёсткими шлепками. Терпеть хотела, но не вышло, само из груди рвалось. Как только поплыли мушки перед глазами, поняла, что мочи нет терпеть, сознание теряет, закричала в голос:

- Хватит, хватит! У меня голова кружится, на воздух хочу.

Подскочила, пока силы ещё были и к двери. Выскочила в предбанник, дышит глубоко, надышаться не может. А Ольги нет. Неужто в мороз убежала. Выглянула в щёлку, пар с мороза пошёл, а ей не холодно. До того нагрелось тело, что морозу его не одолеть. Забавило её это. И задорно дёрнула дверь и бегом выскочила на снег, побежала голыми ножками, хохочет, заливается. Сделала шага три и назад в баню.

Ольга раскрасневшаяся следом зашла. Покружилась нисколько наготы не стесняясь, да и Анна на этот раз взгляд не отвела. Залюбовалась даже молодым девичьем телом. Откуда люди берут силы вот так свободным быть со своим телом, стеснения не иметь и жить свободно? Эти вопросы загадками для дворяночки вставали, находить же их было сложно ей. Ох, как сложно.

- Нравится ли? Не знаю даже, никогда я так себя ещё не чувствовала. Не пойму никак. Странно мне.

Остыла быстро на морозе, да за разговором сибирском и уже самой захотелось опять жара до костей пронимающего. Намылись женщины, будто сроднились.

Какой гормон счастья вырабатывает русская баня, никто не знает. Но поняла Аня, что в жизни её не было ещё таких острых ощущений, дающих понимание себя без всяких личин человеческого общества.

Какую волшебную силу баня имеет через тело наше, дух излечивающую. Прикоснулась дворяночка, всю жизнь ласканная няньками, к настоящей русской бане, что людей ровняет и объединяет, все наши спеси сбивает, показывает, кто мы есть. Кто мы, созданные Богом люди. И так легко ей стало, так хорошо, что весь мир обнять захотелось. Полюбила Аннушка с тех пор парилку всей душой своей и телом.

От бани до дома всего ничего, пару сугробов пройти тропкой утоптанной, а ей хотелось идти по ней бесконечно, на звёзды смотреть в небе чернющем, снег зачерпывать рукой и слушать скрип под ногами, до того громкий в ночной тишине, что казалось, только он здесь и хозяин в тайге. Скрипит, показывая кто тут главный, снег-то этот.

В дом с мороза заклубились разгоряченные. Иван видел, что довольна Анна, видно это было сразу. Улыбка сияла на лице красном от жары или мороза, не всё ли равно.

- Чай, ай, как хорошо чаю сейчас попить. Прошла голова у вас? Ах, Иван Сидорович, как там горячо было, что тяжело вынести. Но я смогла, смогла, верите ли? И в снег смогла и опять зайти! Там чудно, испугалась я сначала, страшно, как в преисподне у чёрта, должно быть. Ан нет, потом хорошо-то как, - щебетала она, одежду верхнюю скидывая, Ивану чашки кинулась помогать расставлять. Всему миру рассказать хотелось, что такое баня. Будто не знал Иван, будто тайну она раскрыла и делится. Мог Иван такой жену только на свадьбе знать, когда она плясовую познавала, но тогда не мог он, пьян шибко был.

Репутация

Вскочила Ольга с полати да в снег, да в мороз побежала. Красота. Снег кожу приятно щиплет. Чуть погодя с визами Анна выскочила, да так смешно и неуклюже пару шагов своих сделала и назад. Развеселило это Ольгу, в голос захохотала:

- Эх и забавная вы у нас, барыня. Не соскучишься!

Вернулась Ольга в предбаннике, а там Анна сидит, глазенками хлопает:

-Ну! Нравится?! Барыня ты наша! К своим приедешь, расскажешь, не поверят)! Видите как гоже тут у нас. - раздвинула руки, покружилась нагой, ветерок свободы вкушая-Пошлите, там Матрена заждалась уже, да и камни остынут, пока тут высиживаем!

Улыбнулась ей по сестрински и пошла Матрену парить. Сама ещё парку подбавила, сама себя пошлепала. И тазами загремели, мыло мылили, спины мочалками друг другу терли. Как старую кожу сбросили.

В доме их встречал Иван с самоваром. Вот и вечер прекрасный для Ольги кончился, не хотела она с ними чаевничать, зная чем день кончится должен. Исчезла с лица радость банного дня. Откланилась всем, чай в кружку налила себе

- Я к себе пойду, устала сильно.... Доброго вечера вам.

И ушла к себе вмкаморку, что б не видеть эти любезности. Тяжело ей было. Села на кровать и слезы держит, а они предательски нахлынывают. И Иван то вроде счастливый ходит, и Анна то вроде хорошая, как быть... В голове ворох мыслей никак в порядок не вставал. Долго уснуть не могла потом ещё.

Репутация

Ух, как смотрелась Анна после бани. Как же хотелось побывать там с ней, в пару, попарить ее веником, нырнуть в сугроб, разгоряченным, красным, и снова заскочить в баню. Ах, как смотрелась жена разрумяненная и веселая. Словно все горести были смыты водой, безжалостно прогнаны веником. О таком он мечтал, но даже не смел надеяться. Он как раз наливал чай в чашку, но как открыл краник, так и забыл про него, глядя в улыбающееся лицо супруги своей. и только возглас Матрены, мол, стол уже заливаете, заставил его отвлечься. Улыбнулся он широко, дернулся было обнять супругу, но побоялся, все же после бани на ней не платье тугое с корсетом, не юбки в несколько слоев. А просто рубаха, можно сказать, хоть и не тонкая, а все же и не плотная.

- Рад, Анна Петровна, что угодить вам получилось. Баня, дело такое. Эх, кабы не так долго топить ее приходилось, я бы может и чаще туда ходил. А летом как хорошо - в студеную воду, да кваску потом пахучего.

НЕ отрывал он от нее глаз, смотрел, словно видел впервые, и все наглядеться не мог. Матрена улыбнулась

- Ой, Анюта, как хорошо, что не испугалась, что залезла на полок, а потом и в снег, если париться, то никакая хворь не возьмет, что, небось, страно было, ой, простите, Анна Петровна, заболталась я.

Иван тем временем накрыл на стол, и сам быстро выскочил в баню. Правда, вернулся оттуда очень быстро, и не такой распаренный - воздух там явно остыл. И опять смотрел на Анну, жадно вбирая ее улыбку, ее движения, ее смех. Даже когда Ольга сказала, что спать пойдет, он махнул рукой ей быстро, и почти тут же забыл о ней, поворотившись к супруге. Так гоняли они чаи, Иван и Матрена со смехом, перебивая друг друга, рассказывали случаи, смешные и не очень. Начали с бани, а закончили охотой да сбором урожая. Потом, в какой-то момент, Матрена вдруг спохватилась, и глядя на Ивана, сказала

- ой, заболталась я тут с вами, ночь уже, спать пора.

И поднявшись, стала уходить

- посуду-то оставьте, приберу я завтра с утреца. Спокойной ночи!

Иван допил последнюю кружку чая.

- НУ что, Анна Петровна, пора и на боковую?

Он споро убрал посуду и легко поднялся из-за стола. Протянул ей руку. И когда поднялись они на верх, на второй этаж, он осторожно положил свою руку на талию жены и почти прошептал хриплым голосом.

- нам сюда, Анна Петровна, в комнату мою.

и замолчал смущенно, не зная, как сказать главное, что он восхищен, что он обрадован, и что именно с такой женой ему хочется сейчас лечь в постель.

Репутация

Не укрылось от Анны, как Иван смотрел на неё, как доволен он был ей. И волнение его заметила, как кипяток из носика пересытил чашку, сбегать озерцом начал. А меж тем, легко разговор лился, весело, будто дома она, будто, действительно, дома… Аннушка тоже смотрела на Ивана, на его весёлый нрав, на то, как он стол накрыл, о всех позаботился, все старания его от глаз не укрылись. Приятно ей это было.

Пока Иван в бане парился, остались женщины одни. Анна смотрела на них и понимала, что вот сейчас на данное время – это и есть её семья. В центре России, далеко от всех своих настоящих родных, они были семьёй.

- Ох, Матрёна, Ольга, хорошо с вами. Весёлые вы, заботливые. Не хозяйкой вам быть хочется, подругой. Не скрою, как тяжело мне здесь привыкать ко всему. Ночами думала, как сбежать. Как руки наложить, был грех, думала, - она перекрестилась быстро. – Вы говорите мне, если я неправильно что сделаю. Поправляйте. Вижу, хороший человек Иван Сидорович, не хочется его огорчать. Он, когда доволен, другой совсем.

…

Ольга чай допивать к себе ушла, Матрёна, натешившись с молодыми, тоже их оставила. Притихла Анна, волнение накатывать стало. Сразу слова куда-то делись, можно сказать, впервые одни остаются вот так. Надолго, не прощаясь больше у двери до утра.

За руку её Иван ведёт, потом за талию прихватил, и чует он дрожь лёгкую, словно оленёнок в руках трепыхает. Не могла она унять себя. После бани, не помыслила даже, что не в платьях своих корсетных, в рубахе одной. Непривычны ей эти прикосновения близкие и признаться себе стыдно, что приятны.

Молча в комнату с Иваном пошла, сказать много чего хотела ему. Не раз речь придумывала, как ей после свадьбы себя поставить, свою позицию отстоять о фиктивности брака этого. Но день прошёл на подъеме, баня расслабила, да и Иван сейчас ближе и родней казался, чем пару дней назад. Семья…семья это её. Иван, Матрёна и Ольга. И не хотелось ей никуда бежать, никуда запираться и таиться. С трепетом ждала она, что будет в комнате супружеской.

Репутация

Как же сильно отличалось первое и второе утро! Иван не лежал с больной головой,не зная как от неё избавиться. Анна не сидела в комнате, одинокойи словно забытой. Нет! Они спустились по лестнице вниз, и рука Ивана уверенно лежала на талии Анны.

-Матрена! Есть что пож... Покушать! Доставай, мечи на стол, а о что-то оголодали мы. Да, Анюта?

Матрена улыбнулась.

-хорошо, что у вас все хорошо, Анна Петровна.

Поев, Иван сказал.

-мне надо уехать в город. Недельки две. Там этот, как его, телеграф есть. Мда. По делам. Анна Петровна, вам ничего купить не надо? Мебель не повезу, но что то небольшое запросто.

И спохватмвшись, добавил.

-а тебе, Оля, ничего не надо?

Завтрак внезапно оказался таким коротким... Вот и поцелуй на прощание, тягучий и терпкий как гречишный мед. Ружье за плечи, пистолет на поясе. Взвихрился снег под копытами лошади. И женщины остались в доме одни...